18 сентября театр «Сцена-Молот» открывает четвертый сезон премьерой спектакля «Убийца» по пьесе Александра Молчанова. Выбор ее, конечно, не случаен. В 2009-м она была представлена на фестивале «Любимовка», в 2010-м – на фестивалях «Текстура» и «Новая пьеса» (вторая премия) и в том же году обрела сценическую жизнь в московском ТЮЗе, в 2012-м вошла в немецкий сборник «120 лучших пьес Европы» вместе с пьесами братьев Пресняковых и Ивана Вырыпаева.

«Убийца» продолжает быть интересным. Чем – об этом и многом другом рассказал нам главный режиссер «Сцены-Молот» Дамир Салимзянов:

- Какие режиссерские и человеческие «струны» «Убийца» задел в Вашей душе?

- Как режиссеру, интересным мне показалось удачное соединение в пьесе разных жанровых элементов. По композиции пьеса является road movie (дорожным кино), по сюжету — lovestory (историей любви), по стилю — noir (черным фильмом), знаете, когда повествование идет от лица главного героя. Даже если его в конце убивают, он все равно об этом рассказывает: «В тот день меня убили…». Велика «доля» мелодраматизма, замешанного на криминале. Было бы странно, если бы было иначе, ведь Александр Молчанов много работает как киносценарист. Например, он один из авторов криминальной саги «Детективы».

По-человечески мне всегда важнее история внутренних переживаний, как мир воздействует на каждого из нас. Меня увлекает простой человек, вынужденный принимать непростые решения. Кроме того, требуют ответов важнейшие вопросы: к чему приводит ничегонеделание? Бегство от ответственности за собственные поступки может ли быть панацеей от совершения преступления? И может ли ею быть вера в высшую справедливость? Не меньше меня волнует вопрос: когда герой станет убийцей – когда на самом деле убьет или когда примет решение. И еще. Кого он, в конце концов, убивает – другого или самого себя?

- В таком случае нет ли здесь достоевщины?

- Как мне кажется, нет. Раскольников свою идею убить выносил и выродил. Героя Молчанова заставляют совершить убийство. Более того, он берет на себя смелость что-то изменить, переломить ситуацию. И это при том, повторюсь, что он совершенно обычный человек, чем от Раскольникова категорически отличается. Скорее, наш с Молчановым герой – мышь дрожащая, которая то не верит в Бога, то обращается к нему.

- Как подбирались на роли актеры?

- Кастинга не было. Я сразу увидел, кто здесь должен кого играть. Все актеры – недавние выпускники Пермского института культуры (курс Бориса Мильграма): Семен Бурнышев, Евгений Волков, Светлана Бисерова. Мне нравится, что в них есть азарт, совсем нет пафоса, мол, мы звезды. И что мне важно – они готовы к поиску себя внутри других форм и поиска других форм в себе.

«Поиск», пожалуй, ключевое для «Сцены-Молот» слово. Поэтому и в «Убийце» все выстраивается вокруг поиска главным героем студентом Андрюшей по прозвищу Дюша решения - убить или не убить такого же, как он, должника. Помимо этого классического сюжета, в постановке присутствует бессмертный мотив судьбы, вдруг повернувшейся к «убийце» лицом, а не «задом», как в сказке: должник безропотно отдает долг, тот, кто заказывал убийство, сам оказывается убит. В пути Дюша влюбляется в свою «надсмотрщицу» и небезответно, отчего и заканчивается спектакль хэппи эндом, так сказать, «поцелуем в диафрагму».

Внутренние монологи героев переведены в реплики, отчего создается эффект доверительного пересказа жестокостей жизни, от которой можно уйти только на тот свет. Между прочим, в спектакле миры живых и мертвых присутствуют наравне. Есть и игра в черную и белую полоску. Проекции на стены хроники быта и бытия, «глухих» провинциальных закоулков и углов-закутов душ героев.

Кстати, кроме «Убийцы», которого покажут в течение трех дней, практически перед началом фестиваля «Текстура», в театре «Сцена-Молот»в новом сезоне ожидается рождение еще одного поэтического спектакля на основе творчества рэперов. Для самых маленьких зрителей (3-4 года) сочинят новую историю, которая имеет пока рабочее название «Хорошо», никак не связанное с известным стихотворением Маяковского. Дамиру Салимзянову хочется показать приоритет созидания над разрушением, чтобы было интереснее творить, чем ломать.