25 сентября Театр оперы и балета откроет новый оперный сезон премьерой незавершенной оперы «британского Орфея» Генри Пёрселла «Королева индейцев».

Представлена она будет в  интерпретации двух экспериментаторов - американского режиссера Питера Селларса и дирижера Теодора Курентзиса. Питер Селларс рассказал «Новостям Перми», за что он любит «Королеву» и как пытается «внушить» эту любовь окружающим.

– Вы не раз говорили, что всегда очень глубоко чувствовали оперу Пёрселла. Что в ней вызывает такие сильные чувства?

– Это музыка человека, который одной ногой находился в другом мире: все знают, что Пёрселл умер совсем молодым, в 35 лет. И это тайна, разбивающая моё сердце. Когда я слушаю «Королеву индейцев», вспоминаю другого великого композитора – Моцарта, его «Волшебную флейту», «Реквием». Они и трагичны, и не лишают надежды.

– Четверть века Вы мечтали воплотить «Королеву индейцев» на сцене. Почему Вы так долго шли к воплощению своей мечты?

– Шаманы сказали: жди Перми (смеется). И, конечно же, Теодора Курентзиса. В прошлом году вместе с ним мы поставили «Иоланту» Чайковского и «Персефону» Стравинского в Королевском театре Мадрида. Это удивительная история, потому что посреди репетиции «Иоланты» Теодор вдруг спросил: «А вы знаете «Королеву индейцев»? – и предложил ехать в Пермь. Видимо, наше с ней время пришло.

– Что Вам нравится в работе с Теодором Курентзисом… или, может быть, не нравится?

– Если вам что-то не нравится в Теодоре, вы должны просто его полюбить – это первое правило сотрудничества с ним. Мне нравится его отвага и любовь постоянно преодолевать препятствия. Многие считают, что классическая музыка понятна и не может вызывать каких-либо сомнений. Для Теодора же она способ задавать вопросы, это обязательность поиска, столкновения с самим собой. Классическая музыка не мягкая подушка, на ней нельзя «выспаться».

– Вы известны в мире как великий экспериментатор. На какую смелость Вы решились в этот раз?

– «Королева индейцев» – особое произведение, требующее особых условий. Здесь Пёрселл точно зазвучит по-другому, мне хотелось именно неанглийского его звучания. Факт незаконченности оперы позволил нам добавить к ней немного своего. Не нужно забывать, что для Пёрселла опера была чем-то современным. Он описывал события, произошедшие менее чем за 100 лет до него. История была свежа и интересна, поэтому ему удалось сохранить баланс между фантазиями и фактами. Мы решили последовать его примеру – сохранить чудеса и напомнить о проблемах глобализации, постоянно существующей возможности столкновения культур.

– Кстати, про «столкновения». Одни и те же артисты будут петь и партии индейцев, и партии испанцев, чтобы прочувствовать трагедию. С Вашей точки зрения, наличие внутреннего конфликта – обязательное условие понимания и адекватного исполнения оперы?

– Я считаю, что мы все должны воплощать изречение майя: ты – это я. Вся культура майя основана на принципе отражения. Безумно важно уметь понимать другого человека. Возможно, из этого понимания и возник театр.

– Пермские артисты очарованы вами. Как Вы думаете, чем Вы их очаровали? 

– Это я очарован.

– Все тот же принцип отражения майя?

– Да, конечно (смеется). Меня поражает, что они могут петь все, что угодно, они всегда на шаг впереди. Музыкальная точность, гибкость, чистота исполнения и необычайно глубокие эмоции. Когда я их слышу, то убеждаюсь, что человек – это прекрасно, а общество таких людей еще лучше. Вообще я несказанно рад, что нахожусь в городе Дягилева.