Сценическое прочтение повести смешало все карты зрителю, пришедшему вспомнить историю Германна, явившегося к старухе-графине выпытать заветные «три карты». Пушкинский Германн, человек с «двойным дном», русский немец, в котором сочетается холодный расчёт и пламенное воображение, действует в спектакле, но автоматически: он скорее мёртв, чем жив. Его игра в любовь к Лизе идёт по правилам «осады сердца»: стоит под окном, строчим интимные письма, как говорится, «штамп на штампе».

И было бы это убедительно, если бы не вылезающая вслед за актёрами-статистами из преисподней Петербурга ирония и любовь режиссёра к преувеличениям, вызывающим смех. Например, Германн пишет к воспитаннице графини на бумажном полотне, скрученном в рулон, и Лиза в нём запутывается, как в хитросплетениях своего чувства. А графиня настолько стара, что её тело по сцене носят долго и молчаливо. Лицо заклеено полосами белого пластыря, одета в белое платье-саван, волосы всклокочены. В оригинале же она «участвовала во всех суетностях большого света, таскалась на балы, где сидела в углу, разрумяненная и одетая по старинной моде». Кстати, ушло в небытие и понимание пушкинского конфликта Германна и старой графини как столкновения «денежного века» с екатерининской эпохой, заставленной милыми дамскими безделушками. А также исчез поединок героя со случаем, которого ему так хотелось избежать (сыграть наверняка!). Как бы человеку ни мечталось, внешний мир неотвратимо переигрывает его. Тогда, когда Германну кажется, что он играет, на самом деле играют им. Старуха неспроста говорит: «Я пришла к тебе против своей воли», «мне велено».

Кстати, именно она главная героиня спектакля, а основной его мотив – приготовление к смерти. И это едва ли игра случая. Сюжет медленного, но верного умирания сегодня чрезвычайно популярен в западном искусстве и, по-видимому, не смог обойти стороной и Пермь. Более того, декорации, придуманные известным в России художником Зиновием Марголиным (он, например, участвовал в создании мюзикла «Норд-Ост»), воспроизводят покойный, механический мир Петербурга. Они представляют собой «вторую сцену», установленную над основной под небольшим углом. В ней зияют прорези, и частично по их периметру закреплены перила – создаётся иллюзия дорог и перекрёстков. Пространство условно разделено на живое/жилое и мёртвое. Все манипуляции с телом графини проводятся строго в «мёртвой» зоне. Герман, узнав тайную комбинацию карт, перемещается в узкий участок над «своим домом», но ещё не в «мёртвый», в «пятачок безумия».

Любопытно, что решающая ситуация повести оказывается в спектакле «проходной». Только хорошо знакомый с Германом читатель поймёт, что и здесь герой «обдёрнулся». Звучит: «Ваша дама бита». Это значит, что пиковая дама (всё та же старуха, теперь в роли усмехающейся над мелким человечишкой судьбы) была взята вместо туза. У Пушкина она «высказывает» заявленную в эпиграфе «тайную недоброжелательность» к потугам всякого, кто собирается одним разом устроить себе жизнь за чужой счёт.

Если вы хотите узнать, какая карта и как ляжет в вашей игре восприятия спектакля, посетите его обязательно. И заодно проверьте, не сыграл ли злую шутку Пушкин с режиссёром.