Сюжет основывается на долгом, для многих утомительном, «переходе» Персефоны в «мир теней», подготовиться к которому помогают три Грайи. В первом акте слушатель, внимательный к словесной комбинаторике, обнаруживает и «готовность» слов «переходить» из фразы во фразу, меняться местами.

Эта особенность напоминает авангардную поэзию прошлого столетия, в частности «Компьютер любви» Константина Кедрова: «Боль – это прикосновение Бога. Бог – это прикосновение боли». Не случайно «Носферату» дирижёр-постановщик Теодор Курентзис почувствовал как «абсолютно дягилевский», авангардный проект.

- Эта опера воздействует на меня так же, как музыка Вагнера. Она ведёт меня тропой внутренних испытаний. Обычно музыка увлекает в экзотические миры, а эта – обращает к себе, адресует к своему подсознанию. Притом что в спектакле участвует много исполнителей, музыка звучит очень тихо, малейший шорох звучит фортиссимо, - говорит Теодор Курентзис.

Действительно, музыка играет на «грани» исчезновения, и поэтому очень хорошо слышно, как реагируют на неё те, кто должен идти «тропой внутренних испытаний»: шуршат целлофановыми пакетами, жуют конфеты и вздыхают от скуки. Казалось, что в зрительном зале звучит своя опера, «мышиная возня», тогда как на сцене пьют «горечь тубероз, небес осенних горечь».

Вкушение смерти, замешанной на эросе, – излюбленная тема последних десятилетий, знающая тысячи вариаций. Первый, пожалуй, кто «плетёт» её нить, – британский художник-постмодернист Питер Гринуэй. Условно последний – Джим Джармуш с его интеллигентными вампирами. Поэтому обещанная Курляндским «радость неузнавания» не случается. Зато находит своё место и время тема вампиризма. Кровь, текущая в нас, – символ жизни, кровь, вытекающая из нас, – знак смерти. 

Кровь, перетекающая из одного «сосуда» в другое, – образ вечности. Кроваво-красная туфля как орудие убийства – примета перехода из состояния девственности, жаждущей жизни, в состояние ведомости, женской податливости, уступчивости смерти. Эту античную трагедию ухода из жизни и безысходности смерти удалось разыграть Теодору Терзопулосу.

- Альфа вампиризма – непонимание. И начинается борьба – кто одержит верх, кто чью кровь выпьет. Наш спектакль – это своего рода лаборатория по исследованию понятия «носфератизм», - рассказал Теодор Терзопулос.

И, конечно же, лаборатория по исследованию публики, добавили бы мы. Какой «вопрос» её нынче испортил, неизвестно, но известно наверняка – непонимание было обеспечено. Выпьет ли в связи с этим кто-то чью-то кровь или зритель сам станет для себя вампиром – вопрос, ответ на который можно получить только в театре жизни.